законопослушный сумасшедший
Когда время ползет до утра, как до приговора,
И такая тоска, что сжимается позвоночник,
Королева всегда возвращается в этот город
Вольным птицам сестрой, босоногой бродяжьей дочкой.
В ее косах репей, и разодраны в кровь колени.
У нее ни гроша, ни крова, ни сожалений.
Для таких, как она, ночь - матерый седой охотник,
Стены замка теснее, чем клетка для певчей птицы.
Но кому из богов ей, отрекшейся раз, молиться.
И какой из путей не ведет ее к эшафоту?
Красноглазый закат наблюдает за спящей ведьмой.
Ей неясыть крылом укрывает, как шалью, плечи.
Ей, забыв обо всем, целый день танцевать и петь бы,
Лишь бы знать, что не завтра закончится эта вечность.
Солнце медные пряди вплетает в вихры деревьев,
Люди свечи несут обезумевшей королеве.
White fluffy hedgehog
И такая тоска, что сжимается позвоночник,
Королева всегда возвращается в этот город
Вольным птицам сестрой, босоногой бродяжьей дочкой.
В ее косах репей, и разодраны в кровь колени.
У нее ни гроша, ни крова, ни сожалений.
Для таких, как она, ночь - матерый седой охотник,
Стены замка теснее, чем клетка для певчей птицы.
Но кому из богов ей, отрекшейся раз, молиться.
И какой из путей не ведет ее к эшафоту?
Красноглазый закат наблюдает за спящей ведьмой.
Ей неясыть крылом укрывает, как шалью, плечи.
Ей, забыв обо всем, целый день танцевать и петь бы,
Лишь бы знать, что не завтра закончится эта вечность.
Солнце медные пряди вплетает в вихры деревьев,
Люди свечи несут обезумевшей королеве.
White fluffy hedgehog