законопослушный сумасшедший
Я не помню уже, о чем ты мне пела песни,
Не сумев рассказать, как горе сжимает горло.
Я не трогал твой голос - взял лишь тот старый перстень,
Что умел открывать ворота в безмолвный город.
Я оставил твой голос, только все песни немы
Стали с этой поры, не знаю, кто в том виновен.
Ты ходила к воде, смотрела в нее, как в небо,
И кольцо на моей ладони сверкало новым
Чистым золотом, да таким, что и солнце меркло,
Тишина разливалась, мокли колени, плечи,
Стала кожа на вкус как будто соленой, терпкой.
Я не трогал твой голос, кто же тогда мне шепчет
То, что море в груди не вылечить, не утешить?
Помню, пела ты песни - я не желал их слушать.
Я оставил твой голос, только, скажи, зачем же
Взят тот проклятый перстень, что разъедает душу...
В тихом городе осень - душно, тепло и сыро,
Здесь не так уж и страшно, даже почти не больно.
Я узнал, что ты в песнях лишь одного просила -
Чтоб я взял у тебя кольцо, отпустив на волю.
Так не стой у воды - прекрасна, светла, довольна -
Песня моря внутри меня набирает силу.
Rowana
Не сумев рассказать, как горе сжимает горло.
Я не трогал твой голос - взял лишь тот старый перстень,
Что умел открывать ворота в безмолвный город.
Я оставил твой голос, только все песни немы
Стали с этой поры, не знаю, кто в том виновен.
Ты ходила к воде, смотрела в нее, как в небо,
И кольцо на моей ладони сверкало новым
Чистым золотом, да таким, что и солнце меркло,
Тишина разливалась, мокли колени, плечи,
Стала кожа на вкус как будто соленой, терпкой.
Я не трогал твой голос, кто же тогда мне шепчет
То, что море в груди не вылечить, не утешить?
Помню, пела ты песни - я не желал их слушать.
Я оставил твой голос, только, скажи, зачем же
Взят тот проклятый перстень, что разъедает душу...
В тихом городе осень - душно, тепло и сыро,
Здесь не так уж и страшно, даже почти не больно.
Я узнал, что ты в песнях лишь одного просила -
Чтоб я взял у тебя кольцо, отпустив на волю.
Так не стой у воды - прекрасна, светла, довольна -
Песня моря внутри меня набирает силу.
Rowana